за плечи и, повернув ее спиной к себе, легонько оттолкнул. Та, как сомнамбула, не говоря ни слова и не оборачиваясь нетвердой походкой, как у слепого человека в незнакомом ему месте, побрела прочь. Он хотел окликнуть ее и сказать на прощанье, что-нибудь примиряющее, но подумав, не стал этого делать, решив отложить дальнейшие выяснения отношений на потом. Она уходила все дальше и дальше, а у него словно бы ноги приросли к земле, пустив туда свои корни, и сердце вдруг охватило такое ощущение, будто видит он ее в последний раз. Сзади неслышно подошел капитан Тарасюк и положил ему на плечо свою руку.
– Нэ журысь, хлопче!51 Жизнь она завсегда непросто протекает, в особенности семейная. Это я тебе говорю, как женатый со стажем, почти что в пятнадцать лет и имеющий двоих спиногрызов. Вот увидишь, к вечеру уже все уляжется, и вы помиритесь. Чай, не в последний раз.
Последнее предложение он произнес не так уверенно, поэтому оно прозвучало как-то особенно зловеще. Лейтенант, слегка удивленный таким нежданным панибратством со стороны командира, которого он считал «сухарем», повернул к нему голову, но не успел ничего сказать в ответ. К ним уже подъезжала, возвращавшаяся колонна нового комбрига. Правду сказать, ни в какие другие батареи маленькая колонна автомобилей и не думала заезжать. Она просто переждала какое-то время в соседней лесополосе, и вот теперь как бы вернулась к изначальному месту пребывания.
IV
– Ну, что капитан, – наигранно-бодрым тоном обратился к нему Остап Григорьевич, выскакивая из кабины «санитарки», – готовы к моему инструктажу и отражению вражеской атаки?
Вслед за ним, как горошины из стручка высыпали из машины сопровождения спецназовцы. «Товар» был доставлен по назначению и разгружен, поэтому позы у них на этот раз были расслабленными, что, однако, никак не сказывалось на их готовности применить оружие по первому приказу.
– Мы, всегда к этому готовы, пан, э-э-э… – запнулся Тарасюк, не зная в каких чинах, ходит его новый командир.
– Можете обращаться ко мне «пан полковник», – небрежно сообщил спецназовец, видя в каком затруднении, находится его временно подчиненный.
– Есть, обращаться «пан полковник», – вскинул руку к козырьку фуражки начарт бригады.
– Добре, – кивнул полковник, так и не удосужившийся снять с головы «балаклаву». – Тогда отдавайте приказ о вскрытии привезенных мной ящиков.
– Не понял, пан полковник! – слегка опешил Тарасюк. – Как это вскрыть?! Вы хотите, чтобы мы применили снаряды с химической начинкой?
– Для своего возраста и звания, вы пан Тарасюк, на редкость сообразительны, – с сарказмом заметил Остап Григорьевич. – Именно этого я и хочу.
– Но, позвольте, к применению спецбоеприпасов дивизион не готов, – пропуская мимо ушей едкое замечание начал возражать капитан.
– Это еще почему?! – вскинулся полковник на вдруг заерепенившегося капитана. Он никак не ожидал сопротивления своим приказам на таком незначительном уровне.
– Да, потому, – начал повышать голос Тарасюк, – что, во-первых, личный состав не обеспечен средствами индивидуальной защиты, во-вторых, противная сторона еще не начала обстрела, чтобы у нас возник повод на ответные действия, а в-третьих, господин полковник, скрывающий свою личность, послюните свой указательный палец и убедитесь, в какую сторону дует ветер.
– То, есть, вы хотите сказать, что отказываетесь выполнять отданный вам приказ?! – растерялся от неожиданного сопротивления Остап Григорьевич.
– Я отвечаю головой за сохранность жизней личного состава, вверенного мне воинского подразделения, и в соответствие с Уставом, прежде чем выполнять подобные приказы должен обеспечить его безопасность в полной мере и всеми доступными мне средствами. В случае невозможности обеспечить таковую безопасность, я имею полное право приостановить действие приказа до устранения этой опасности, – сухо и четко, как по писаному отчеканил Тарасюк.
– Как это личный состав не обеспечен средствами защиты? По моим сведениям вам еще утром была доставлена партия армейских противогазов.
– То барахло, что было доставлено утром, негодно к применению по причине ветхости, – не стал скрывать своего ехидства капитан, – а потому было отправлено назад. Нам обещали замену.
Полковник невольно чертыхнулся про себя. Тщательно спланированная на самом «верху» операция грозила провалиться, еще даже толком не начавшись. Не говоря больше ни слова, полковник круто развернулся и сделал несколько шагов в сторону, доставая на ходу из внутреннего кармана мобильник. Минут пять длилось его общение с кем-то из тех, кого принято называть «ППР»52. После чего он вновь подошел к капитану и процедил, не скрывая своего негодования:
– Руководство уже в курсе. Снаряжение прибудет через полчаса. А пока потрудитесь собрать весь личный состав батареи, кроме занятых на охране спецбоеприпасов, для прохождения инструктажа.
– Есть, собрать, – коротко ответствовал капитан и многозначительно посмотрел в сторону Прокопчука, передавая тому инициативу.
Анонсированный инструктаж ничего нового в плане информативности не принес. Полковник заученно перечислил, известные всем со школьной скамьи виды боевых отравляющих веществ, способы минимизировать последствия для организма их воздействий, а также методы оказания первой помощи пострадавшим. В заключение лекции кратенько прошелся по обеспечению безопасности при обращении с боеприпасами, начиненными отравляющими средствами. Вот, собственно, и все. И как подгадал. Последние слова его инструктажа почти совпали с прибытием на батарею еще одного МАЗа. Он был почти по самые борта загружен ящиками цвета хаки, в которых находились уже современные и отвечающие всем требованиям безопасности противогазы МЗС-ВК53. По иронии судьбы, эти противогазы были в свое время тоже произведены в России. Однако, в отличие от предыдущей партии, хранились в куда более достойных условиях, поэтому нисколько не утратили своих качеств.
Пока разбирали и примеряли противогазы, день уже незаметно подобрался к вечеру. Это где-нибудь в России, в особенности к северу от Москвы, летний день тянется почти что до самой ночи, а здесь, в южных степях Украины он обрывается почти сразу, как только Солнце начинает западать за верхние этажи зданий. Вот и сейчас, несмотря на то, что на часах было всего лишь около 18.00, в воздухе уже ощущалась вечерняя тусклость. Залетали комары, прятавшиеся доселе неведомо, где от прямых солнечных лучей, повеяло легкой прохладой и птицы уже не летали в вышине, а проносились над самой землей, стараясь перед сном наловить вылезающих к вечеру насекомых.
Озабоченно поглядывая на часы, капитан подошел к комбригу.
– Пан полковник, разрешите личному составу приступить к ужину.
– Капитан, – намеренно опуская «пана» сухо ответил полковник, – я, между прочим, на ногах с самого утра, и у меня маковой росинки во рту еще не побывало. Однако урчание моего желудка никак не заглушает во мне зова служебного долга.
– Но… – хотел было возразить ему Тарасюк в том смысле, что не все рядовые батареи готовы проникнуться служебным рвением, и осекся на полуслове, наткнувшись на холодную и презрительную позу Остапа Григорьевича.
– Никаких «но», капитан Тарасюк, – жестко оборвал он того. – Доложите о готовности батареи к ведению огня.
– К ведению огня, батарея готова, пан полковник, – уныло доложил Николай Игнатович, умолчав о том, что по причине изношенности стволов, снаряды все равно не долетят до ближайших, хоть сколько-нибудь важных позиций сепаратистов, не считая редко разбросанных блокпостов.
– Отлично, – резюмировал комбриг, как будто и не сомневался в ответе начарта. Подойдя к сваленным пустым ящикам от использованных ранее снарядов, он соорудил из них нечто вроде небольшого помоста, для возвышения над окружающими и ловко вскарабкался на него. Там он вскинул к глазу мощный японский монокуляр, болтавшийся у него на ремне, и начал обозревать пространство, почему-то повернувшись спиной к невидимой линии разграничения. Взгляд его упирался в дома, расположенные на окраине Волновахи. Тарасюк уже хотел съехидничать по поводу того, что позиции противника находятся в противоположной от наблюдателя стороне, но тот опередил его:
– Скажите, пан капитан, какова приблизительная дальность от этой позиции, где сейчас с вами находимся до домов, расположенных на окраине города?
– Около двух километров, пан полковник, – ответил тот, пожимая плечами от нелепости заданного вопроса.
– Какова дальность прямого выстрела ваших гаубиц? – продолжил допытываться настырный Остап Григорьевич. – Причем, я имею в виду не паспортную дальность, а реальную. Все и так знают,